Р.Стуруа
На
протяжении моей жизни для меня ничего не обесценилось. Каким я был, во что
верил – все так и осталось. Наверное, поменялись какие-то формы и то, по мере
возможного. Сильно измениться не получится, имею в виду постановку спектаклей.
Но все же я стараюсь, в любом случае, что притягивает в театре, все, что
делается, чтоб было для зрителя непривычным, это просто необходимо. Мы идем в
театр для того, чтоб увидеть что-то новое. Когда мы, допустим, идем на
выставку, мы радуемся, что сумели узнать – это Матисс, это Гоголадзе, это Гудиашвили...
В театре, к сожалению, так не получится. Когда зритель приходит в театр... Ой,
это Эрос? Это Рамаз? Не должен угадывать. Как только он его узнает, сразу же
театр теряет свое очарование и, я бы сказал, магию. Так же и спектакли. Сейчас
говорят: «Спектакль Стуруа, спектакль Стуруа...» Мне это неприятно. Хочу, чтоб
сказали: «О! Как это не похоже на его спектакли!»
Я
могу поставить миллион таких спектаклей, как «Мария Каллас» и, уверен, что в Грузии я самый реалистичный режиссер. Правда, «Мария Каллас»
поставлен не так, как его восприняли примитивные критики, так есть некая магия,
которая выходит за грани реального. Они этого, к счастью или сожалению, не
замечают.
Сейчас
я работаю над пьесой Поликарпа Какабадзе. Пока не знаем, покажем ли зрителю,
т.к. взялись за очень трудное дело, и, оказалось очень сложной для игры и
постановки. Постараемся... Я вне сюда преобразование вместо революции.
Революция уже настолько, как бы сказал «крутой парень» - «разбазарена», такую
реакцию вызывает в зрителе само собой, что сами актеры уже «тянутся» к
советским пьесам.
Комиссар...
Как вам известно, было очень много героев женщин, которые
участвовали в революции и были довольно страшными «типами». Советская
драматургия хорошо обработала эту тему. Что касается преобразования, оно не может
быть пассивным – однажды наш Спаситель взошел на гору, преобразовался, никто не
знает, что случилось там. Но его ученики поняли, но имели дело не с обычным
человеком. Сын человека в то же время и сын Господа. Может, это было их первым
таким чувством. Чтоб нация поменялась, лучше, если она не поменяется. Девять
лет меняли, но, к счастью, поменять нас им не удалось. Хотя все же остались
осколки того кривого зеркала, как у Андерсена, которое разбилось, как зеркало
гномов и попало в сердце многим, некоторым в голову, и люди стали злыми либо
сердцем, либо душой, либо головой, либо глазами... Поэтому лучше, чтобы нация
сохранила ту основную веру и традиции, которые у нее были на протяжении веков.
Перевод – Ани
Чибошвили
Comments/disqusion
No comments